17 ноября 1938 года вышло постановление СНК СССР и ЦК ВКП(б) «Об арестах, прокурорском надзоре и ведении следствия». Оно упразднило «чрезвычайные судебные тройки» — пожалуй, главный инструмент Большого террора. «Тройки» — это внесудебные органы, которые за полтора года отправили на расстрел и в лагеря сотни тысяч человек. Разбираем, что это были за структуры, как они появились, почему от них отказались и осталась ли от троек тень в современной российской репрессивной системе.
Это внесудебные органы НКВД, состоявшие из трех человек (как правило, руководителя местного управления НКВД, прокурора и партийного секретаря). Они принимали решения по «политическим делам» без суда, адвокатов и открытого разбирательства. Фактически — машины для вынесения приговоров в период массового террора 1937–1938 годов.
Тройки возникли летом 1937 года после оперативного приказа НКВД № 00447 — документа, который запустил «массовую операцию» против «бывших кулаков, уголовников и других антисоветских элементов». Для ускорения кампании репрессий по всей стране создали упрощенные квазисудебные органы — тройки. Формально они должны были разбирать тысячи дел «врагами народа», которые «обычные» суды обработать бы не успели.
Главная задача «троек» — максимально быстрое вынесение приговоров.
Они:
• утверждали списки людей, подлежащих аресту, расстрелу или отправке в лагеря;
• рассматривали дела без участия обвиняемых;
• выдавали приговоры партиями — десятками и сотнями человек за одно заседание.
Из-за отсутствия реального разбирательства тройки фактически штамповали решения, заранее согласованные в центре.
• «Тройки» не предполагали нормального судебного процесса: слушаний, адвокатов, свидетелей.
• Нет презумпции невиновности. Почти все решения были обвинительными.
• Коллективный, но формальный характер. Три подписи заменяли полноценный судебный механизм.
• Полная зависимость от НКВД. Судейская независимость отсутствовала — тройки были частью репрессивного аппарата.
• Закрытость. Решения не публиковались, обвиняемые зачастую даже не знали даты «рассмотрения».
По сути, «тройки» были административными распорядительными комиссиями, а не судами.
Да. «Тройки» стали символом «Большого террора», потому что:
• именно через них проходила большая часть расстрельных приговоров 1937–1938 годов;
• они работали по планам — региональным «лимитам» на расстрелы и аресты;
• решения выносились без доказательств и даже без очной проверки обвинений;
• тысячи людей были казнены или отправлены в ГУЛАГ по абсолютно формальным постановлениям.
«Тройки» олицетворяют логику террора: быстрые, закрытые, внесудебные репрессии.
Официально — «в связи с выполнением задач по борьбе с контрреволюцией».
Неофициально — потому что:
• массовые операции набрали чудовищный масштаб и начали разрушать управление страной;
• даже внутри советского руководства росло недовольство произволом НКВД;
• шла смена руководства НКВД: после ареста и казни Ежова Сталин начал «закручивать гайки» самому аппарату;
• тройки мешали восстановлению управляемости и создавали слишком много ошибок, которые приходилось исправлять.
17 ноября 1938 года Постановление СНК и ЦК ВКП(б) официально ликвидировало тройки.
Формально упразднение привело к возвращению дел «по государственным преступлениям» в обычные суды и военные коллегии Верховного суда.
На практике:
• массовый террор в прежнем виде свернули;
• часть функций троек перешла в ОСО — Особое совещание при НКВД, которое продолжило выносить внесудебные решения (ссылки, лагеря, иногда расстрелы), но в менее массовом формате;
• репрессивная система сохранилась, но стала более формализованной.
Террор не прекратился — он стал менее публичным и более управляемым.
Полных аналогов «троек» сегодня в России нет — формальных внесудебных расстрельных комиссий не существует.
Но правозащитники говорят, что:
• механизмы быстрых политических приговоров (особенно в делах ФСБ) напоминают практики троек — закрытость, обвинительные уклоны, отсутствие состязательности;
• военные и «особые» суды в делах о госизмене и терроризме иногда работают по шаблону «тройки», когда приговор предрешен;
• массовые решения по «экстремизму» в административных комиссиях (экспертизы, запреты, списки) имеют черты квазисудебности.